Лингвист и переводчик, исследователь Средневековья Зои Лионидас рассказывает нам историю о громком средневековом убийстве.
Синопсис: брат короля Людовик Орлеанский убит группой неизвестных на улице Парижа. Свидетели не помогли. Под подозрением Обер де Фламенк, с женой которого у убиенного некогда был роман. Хотите подробнее, вот первая часть:
Следующий день для прево Парижа Гильома де Тиньонвилля начался с короткого доклада стражи, стоявшей у городских ворот. Строго говоря, этих ворот было несколько, они запирались на ночь (безопасности ради) и открывались с первыми лучами солнца, для нетерпеливых торговцев, желавших попасть в город, чтобы занять самое выигрышное место на рынке, а также многочисленных гонцов, паломников да и кого угодно, по собственным причинам стремившегося наружу.
Надо сказать, что уже загодя вечером, опытный прево отдал приказ докладывать ему обо всех прибытиях или убытиях, которые покажутся утренней страже не совсем обычными, странными или еще какими-то. И вот сейчас начальник стражи у ворот Сент-Антуан, почтительно поклонившись столь высокому начальству, доложил, что едва лишь его подчиненные успели открыть ворота, как из них галопом вылетели семь или восемь крепких и высоких мужчин верхом на выносливых конях, причем и люди и кони несли на себе соответственно ливреи и чепраки с изображением бургундского герба. Этих семерых, или сколько там их было, не задерживали и даже ни о чем не расспрашивали, за неимением подобного приказа, но столь поспешное отбытие равных или близких по рангу людей, никак не похожих на по своему платью на гонцов или герольдов, вызвало определенное любопытство.
Сам по себе этот факт, конечно же, ни о чем не говорил, но прево на всякий случай сделал для себя заметку, чтобы по необходимости вернуться к произошедшему. Однако, сейчас его ждали дела более срочного свойства, ибо, как мы помним, на это же самое утро, был запланирован допрос прислуги безвременно погибшего орлеанского герцога.
Эта небольшая горстка из восьми лакеев жалась в прихожей, надо сказать, что несмотря на внешнюю беспристрастность, которая за многие годы стала для него привычной, в глубине души прево не мог не испытывать гадливого чувства касательно тех, кто бросил своего господина умирать на грязной улице, даже не удосужившись позвать на помощь или просто поднять шум, чтобы разбудить всю округу и тем затруднить для убийц исполнение их плана.
Однако, сделанного было уже не вернуть, и восьмеро лакеев, продолжавших исполнять свои должности при опустевшем Орлеанском отеле (пока от вдовы и старшего сына убитого не поступят какие-либо распоряжения на этот счет!) дружно напирали на собственную беспомощность перед хорошо вооруженными и явно опытными убийцами. По словам слуг, они сопровождали своего господина пешком, из оружия при них были только кинжалы – обыкновенная ситуация для большого города, чьи законы, как правило, запрещали для простолюдинов ношение более серьезного оружия. Лакеи несли факела, двигаясь впереди и позади своего господина, ехавшего верхом.
Убийцы, по их словам, совершенно неожиданно выскочили из дома под вывеской с изображением Богородицы, причем один из них схватил под уздцы коня, на котором сидел герцог Людовик, остальные выхватили мечи. Надо сказать, что в первый момент посреди всеобщего замешательства горячий конь поднялся на дыбы и принялся отчаянно вырываться, тем самым не давая убийцам стащить всадника с седла. Слуги хорошо помнили, что герцог Людовик, приняв нападавших за обыкновенных ночных разбойников, криком предупредил их – «Я – Людовик Орлеанский!», наверняка будучи уверен, что мелкие уголовники попросту побоятся связываться со столь высокопоставленной персоной, но услышал в ответ «Тебя-то нам и надо!»
Как было уже сказано, слуги из раза в раз напирали на то, что были не вооружены, захвачены врасплох, а попытка юного пажа вмешаться в происходящее, более чем наглядно показала им, что убийцы настроены более чем решительно. Потому страх за собственное существование взял верх, и лакеи, хотя и не жаловались на недостаток физической силы, все же бросились врассыпную, чтобы как можно скорее раствориться в темноте. Догнать их, к счастью, никто не пытался, о дальнейшем они узнали вместе со всеми…
Итак, этот рассказ, к сожалению, мало что мог прибавить к уже известной картине. Убийство явно было хорошо продумано и подготовлено, быть может, на несколько месяцев прежде того, как ему предстояло осуществиться.
Однако, сдерживая чувство презрения, подспудно назревающее внутри, прево продолжал задавать неизбежные вопросы. В первую очередь ему хотелось знать, что в этот вечер предшествовало убийству, и что делал герцог Людовик в столь поздний час так далеко от дома.
Слуги, несколько осмелев (уж этот вопрос им явно не грозил ничем!) дружно показали, что их господин допоздна задержался в гостях у королевы, точнее, он отправился туда после того, как во дворце короля закончился прием и заседание большого совета. Это было уже достаточно поздно, однако, вместо того, чтобы ехать домой, герцог приказал своей скромной свите отправляться на улицу Вьей-дю-Тампль.
Надо сказать, что вслед за во время приступов своей болезни, которые со временем становились все более и более продолжительными, король не узнавал жену и детей, видя в них докучливых посетителей, которых требовал как можно скорее спровадить вон. Хуже того, он порой становился буен, бросался на супругу с кулаками (и хорошо, если только с кулаками – однажды у него очень вовремя успели изъять заостренный кусок железа, который Бог весть как сумел оказаться в его покоях). Придя в себя, он трогательно просил прощения, но к сожалению, проблемы это не решало, т.к. никто не мог предвидеть, что в очередной раз может примерещиться безумцу.
Какое-то время, пока еще надежда на выздоровление супруга все еще продолжала жить, королева оставалась во дворце Сен-Поль, озаботившись только снабдить свои покои дубовыми дверями с крепкими железными засовами. Однако, через несколько лет, когда все светила тогдашней медицины, и французские и заграничные, вынуждены были признать свое бессилие, и впервые прозвучало то, что болезнь монарха неизлечима, королева наконец-то решилась окончательно покинуть дворец. Надо сказать, что этот богаты особняк на улице Вьей-дю-Тампль ей подарил супруг еще в первый, безоблачный период, их совместной жизни, и теперь этим подарком пришло время воспользоваться. Дети вместе с их воспитательницей заняли просторный особняк на улице Пети-Мюск, прилегавшей ко дворцу, у наследника был собственный особняк, или, как тогда говорили, «отель», а королева принялась вести одинокое существование, возвращаясь в «основной» дворец, когда у ее супруга наступали кратковременные периоды просветления.
Слуги также согласно показали, что принц Людовик собирался скоротать ночь в отеле королевы, тем более что недостатка в помещениях там не наблюдалось. Да и сами они, сытно поужинав, собирались расположиться на ночлег, когда неожиданно в дверь постучал лакей короля Куртекюис, ясное дело, давно им знакомый и потребовал срочного свидания с герцогом. Как слуги поняли из дальнейших разговоров, лакей принес с собой королевский приказ, потребовавший от принца Людовик прибыть во дворец по причине дела, не терпящее отлагательств. По их словам, Людовик и сам несколько удивился, что могло произойти но спорить не стал, и двинулся в путь, ставший для него последним.
На вопрос о времени, когда это произошло, все семеро согласно заявили, что было около одиннадцати часов вечера, достаточно поздний час для каких-либо поездок.
Сомневаться в точности этого указания было невозможно, отметим, уже от себя, что первые башенные часы в Париже приказал установить на здании городской ратуши отец царствующего монарха, Карл V (кстати, они и сейчас находятся на прежнем месте и столь же исправно указывают время, хотя, конечно же, механизм в них давно заменен на более современный) . В прежние эпохи время считали по ударам церковного колокола и началу и концу той или иной церковной службы, что было в высшей степени приблизительно. «Королевское время», как немедленно окрестили часы, которые отбивали колокола на ратуше, не отличалось от современного, и в скором времени стало общепринятым. Более того, в домах знати после этого стали повальной модой механические часы, которые нам с вами напомнили бы деревенские «ходики» с кукушкой, маятником и неизменной гирей, которую следовало подтягивать раз в день, чтобы часы продолжали идти, с единственной разницей, что во Франции роль «кукушки» исполняли колокольчики, мелодично отзванивавшие каждую четверть часа. Итак, время убийства было отныне установлено с максимальной для этой эпохи точностью, однако, во весь рост поднималась новая загадка – прево отлично помнил, что отель королевы, когда ему самому довелось оказаться на месте убийства был заперт и производил впечатление нежилого. И конечно же, в мозгу опытного полицейского чиновника не могла не мелькнуть шальная и очень тревожная мысль, заставившая его на какой-то момент нахмуриться, потеряв привычное самообладание. Неужели в убийстве придется обвинить королеву Франции?...
Продолжение следует:
Ставьте лайк. Пишите комментарии. Читайте также:
